По Комсомольской путевке ехал Николай Пуха учиться в Днепропетровск. Позади осталась степная кубанская сторона, родное село Малинино на Тимашевской земле. Быть бы ему, как и родители, хлеборобом, но стране нужен был рабочий класс, молодые кадры для совершения будущей большой программы индустриализации народного хозяйства.
«Фэзэушнику» Пухе учиться на стороне было нелегко. В 1933 году страну охватил голод, не уродили даже щедрые украинские и кубанские земли. И часто, пожевав только сухую горькую лепешку из картофельных очисток и лебеды, Николай изучал машины и двигатели, вникал в техническую азбуку. Работал машинистом на паровых турбинах на Запорожском; коксохимическом заводе. Оттуда ушел в армию, туда и вернулся после окончания срока службы.
Началась Великая Отечественная война, и Николай Пуха одним из первых попросился на фронт. Дали отсрочку.
Положение на фронтах было тяжелое, и вскоре Николай Тимофеевич Пуха понадобился партии, Родине. Орджоникидзевский райком партии Запорожья посылал своих коммунистов для укрепления воинских частей. Надел военную форму и старшина Пуха.
...Сталинградская земля дрожала от разрывов бомб и снарядов. Батарея 122-миллиметровых гаубиц заняла позицию у станции Абганерово. На нее один за другим пикировали «юнкерсы», рев моторов, уханье пушек, взрывы и пулеметные очереди наполнили раскаленный августовский воздух.
С утра начались танковые атаки противника. Помощник командира батареи, уже лейтенант, Пуха, всматриваясь в задымленную даль, считал движущиеся по искромсанному кукурузному полю вражеские танки.
- Два…Три... Четыре...
За ними шла вторая волна бронированных машин. А в батарее было всего три орудия и одно держали в резерве. Но приказ был тверд: задержать, не пропустить танки, выстоять на рубеже до прихода нашего танкового подразделения.
Командиры орудий Корниенко и Федотов действуют точно и быстро. Ранен командир батареи. Николай Пуха, только что прямой наводкой подбивший танк, принимает командование.
Горит кустарник, стонут раненые, с железным скрежетом разворачиваются на разбитых траках громады машин. И в этой безумной пляске огня, грохота, взрывов мечется надрывный голос помкомвзвода Николая Пухи.
Голос теряется в гуле боя, но расчеты действуют правильно, они понимают командира по движениям рук и губ, по выражению его гневного лица.
Когда после трехчасового непрерывного боя последние немецкие танки с позором разворачивались назад, оставив за собой костры горящих машин, к Пухе подошел командир орудия Корниенко.
- Гарно командуешь! Сразу видно земляка — настоящий запорожский казак!
- Я кубанский казак, — поправляя вспотевший чуб и улыбаясь, ответил Пуха.
- Я же и говорю: запорожский — ведь кубанцы все из Запорожской Сечи пошли, — настаивал Корниенко.
- Ну, хай буде так, — согласился Николай Пуха и, оглядевшись вокруг, добавил: — Позицию менять надо, пойдем, посмотрим вон ту балочку.
Тяжелы фронтовые будни, далек и опасен был боевой путь офицера Пухи. Когда сейчас в школьном музее города Шебекино, под Белгородом собираются ветераны 73-й гвардейской стрелковой Сталинградской Краснознаменной дивизии, они долго всматриваются в карту боевых действий и удивляются, как они могли преодолеть с боями эти тысячи огненных верст.
-А помните, когда я был на Днепре ранен, вы меня в санбат отправляли, а я не пошел и уснул под деревом. А вы с себя шинель сняли и укрыли меня сами за орудие стали и говорите: «Получайте за Гришу» и двумя выстрелами две машины подожгли?
- А Яссо-Кишиневские бои не забыли?
- А помнишь, как нас встречали в Софии?
- А в Белграде? А в Бухаресте?..
-А в Венгрии хозяин дома, где мы ночевали, мировецкий мужик был — дочку за меня сватал! — похваляется наводчик орудия гвардии сержант Степанов.
- Нет, вы лучше послушайте, как Пуха надурил меня, — говорит, смеясь, бывший командир полка гвардий майор Кузнецов. — Достался, значит, ему хороший трофейный конь — на месте не стоит, в глазах чертики. Носится на нем Пуха, огонь из-под копыт этого Коня, как в сказке. Меня, конечно, завидки берут: у командира батареи такой красавец, а у командира полка кляча какая-то. Однажды встретился мне Пуха на коне, погладил я по гриве его вороного, думаю, использую я свое служебное положение — попрошу комбата подарить коня. Не успел и рта раскрыть, как он, чертяка, сообразил и говорит: «Жаль с конем расставаться, но что делать — командир дивизии просил подарить». Чую — брешет... Но за сообразительность, думаю, награды достоин — пусть пользуется своим конем! «Не отдавай, говорю, в дивизию ни в коем случае — нам тоже нужны такие... Ведь, подумай, кого носит конь — Героя Советского Союза!».
Этого самого высокого воинского звания Николай Тимофеевич Пуха был удоен в удержании плацдарма на его правом берегу, в районе села Батино. Вот краткая выписка из наградного листа:
«Форсировав с передовыми подразделениями реку Дунай в районе с. Батино, с ходу развернул орудия и организовал отражение контратаки противника. 15 ноября 1944 года на его батарею двигалось два самоходных орудия и до роты немцев. Подпустив их на близкое расстояние, обрушил огонь по самоходным орудиям, одна самоходка загорелась. Тогда Пуха переносит огонь по пехоте, уничтожив до тридцати немцев, заставляет отойти на прежние рубежи. В ночь на 23 ноября 1944 года, невзирая на сильный обстрел со стороны противника, стремительным, броском вместе с пехотой врывается в село Змаевец, занимает его, а в ночь с 25 на 26-е огнем батареи расчищает путь пехоте, уничтожив две пулеметных точки и до шестидесяти немцев. Утром 26 ноября фашисты предприняли контратаку. До 150 немцев подошли к орудиям на 70 метров. Товарищ Пуха, находясь на огневых позициях, прямой наводкой расстреливает немцев, отбивает атаку силами личного состава батареи».
Немногословны, до предела сжаты тексты боевых донесений и наградных листов. А сколько за этими строчками физического, умственного напряжения, огромной тяжести, ответственности за жизни людей, за судьбу Родины.
20 апреля 1945 года. За несколько дней до конца войны Героя Советского Союза Николая Пуху послали учиться на Высшие артиллерийские офицерские курсы в г. Ленинград. Мог бы он, боевой офицер, быть в армии большим военачальником, передавать свой фронтовой опыт молодым, но подорванное тяготами войны здоровье заставило его снять погоны артиллерийского офицера.
Пуха заканчивает военную школу, и многие годы работает председателем Славянского-на-Кубани горисполкома, а затем директором экспериментального тарного завода.
Однажды Пухе выпала очередная командировка в Москву за итальянским оборудованием для завода. К Пухе, разглядывая его Золотую Звезду, подошел итальянец и с трудом подбирая русские слова, сказал:
- О, вы герой войны! А я был в России по ошибке, меня обманули, и я воевал против вас. Меня взяли в плен на Дону... Теперь я и детям своим закажу не ходить к вам...
- Почему же? Пусть приезжают в гости...
- Да, да, — засмущался итальянец, — я имел в виду не ходить к вам с оружием. Если герой войны делает какие-то ящики для фруктов, то мне понятно, что Россия хочет мира.
- Вот это правильно, — подтвердил Пуха.
