Из истории боевого пути 9-й ГИАД (В.Е.Бондаренко)

Истребители


Был теплый апрельский день, какие выдаются в такую пору даже в Одессе не часто. Мы втроем сидели в комнате, ожидая прихода гостей. Хозяину квартиры гвардии подполковнику запаса Ивану Григорьевичу Кондратьеву в тот день исполнилось пятьдесят. Его земляк, школьный и фронтовой друг, ныне гвардии генерал – лейтенант авиации Григорий Устинович Дольников делился впечатлениями о поездке за границу. Потом говорили о фронтовой дружбе, о прошедших тяжелых днях войны, вспоминали боевых товарищей.
Иван Григорьевич достал из шкафа свой военный мундир и начал прикреплять к нему ордена. Его взгляд остановился на ордене Славы, и он, задумавшись, проговорил:
- Это у меня самый дорогой орден. Первый! Он всегда напоминает Петю Гучка. – Эту награду я получил в тот день, когда Петру вручили орден Красного Знамени. Помню, ему предложили выступить с ответным словом, а он смутился, покраснел, как девочка, и говорит: «Да какой из меня оратор, я ведь не умею выступать, хотя по такому поводу могу сказать пару слов».
Голос Ивана Григорьевича звучит грустно и проникновенно. Мы внимательно слушаем его, хотя и сами хорошо знаем о том, как сражался и как погиб Петр Иосифович Гучек, летавший много раз со мной на боевые задания…
Прикрыв ордена рукой, Кондратьев на минуту умолкает. Затем говорит снова еще более возбужденно:
- Сколько я ни летал потом без Петра, всегда думал о нем и в каждом вылете мстил за него.
Он снова замолкает, как бы подбирая необходимые слова.
Слушая взволнованный голос своего фронтового друга, я думал о трех молодых хлопцах – Пете Гучке, Грише Дольникове и Ване Кондратьеве, пришедших к нам в истребительный авиаполк в апреле 1943 года, когда мы сражались на Кубани. Молодые, красивые, здоровые, но ужасно стеснительные ребята. Держались они всегда вместе. Вместе ходили в столовую на аэродром, в клуб, рядом спали. И нам, «старикам», казалось, что ничто и никогда не сможет их разлучить. Однако война сделала свое дело…
В моих личных архивах имеется множество различных документов и материалов, рассказывающих об этих славных летчиках. Есть и небольшой треугольничек фронтового письма, написанного Иваном Кондратьевым своей матери.
«… Мамочка, миленькая уже много месяцев прошло с тех пор, как я на фронте. Теперь вся моя жизнь принадлежит самой ожесточенной борьбе гитлеровской поганью. Хочу сказать тебе, родная, только одно: смерти я не боюсь, хотя и умирать, но если придется мне умереть, - умру только с этой стальной крылатой птицей, сражаясь до последнего патрона… Будь здорова, дорогая мамуся, крепче люби Родину нашу, и лучше для нее работай, а я твоих надежд не подведу. Передавай всем нашим привет. Целую. Твой сын Иван. 17 сентября 1944 года».
Кто бы мог подумать, что это писал мужественный, суровый воин!

Его путь в авиацию обычен: увидел в небе самолет – и зародилась мечта… В небольшой библиотеке своей деревни, где родился и вырос Ваня Кондратьев, он брал книги о летчиках, перечитывал их по нескольку раз. Потом Ваня переехал в Гомель, поступил в ФЗУ. Потом работал на заводе сельскохозяйственных машин. А после работы спешил в аэроклуб.
И вот аэроклуб окончен. Ивана Кондратьева направляют в Армавирскую летную школу. Здесь его застала Великая Отечественная война. Сюда же в школу приехали овладевать летным мастерством и его земляки Григорий Дольников и Петр Гучек.
Боевая работа трех белорусских парней началась во время самых горячих воздушных схваток на Кубани. Очень трудными были первые дни пребывания на фронте. Но бывалые, не раз обстрелянные в боях летчики, помогли Гучку, Дольникову и Кондратьеву завоевать право называться летчиками – истребителями. Командир полка назначил их ведомыми к наиболее опытным бойцам. Петра Гучка взял себе в напарники известный уже тогда воздушный ас Иван Бабак, Григория Дольникова – Герой Советского Союза Борис Глинка, а Иван Кондратьев начал свою боевую работу в паре со мной. Мне пришлось провоевать с ним вместе почти до конца войны. И скажу прямо, что после первых же встреч с противником я понял, что не ошибся в своем выборе. Личный счет сбитых вражеских самолетов Кондратьев, Дольников и Гучек открыли почти одновременно в первые месяцы своей фронтовой жизни.

… Было это 24 августа 1943 года. Мы, дежуря на аэродроме, сидели в машинах. Истребитель Кондратьев стоял рядом с моим самолетом. Мы внимательно вглядывались в ясное небо. Вдруг на горизонте показались черные, с каждой секундой увеличивающиеся точки. С КП полка взлетела и рассыпалась в воздухе сигнальная ракета. Мы срываемся прямо со стоянки и идем на взлет. Пока набираем высоту, «точки» превращаются в фашистские бомбардировщики и истребители. Один, два, три… пять… двенадцать… восемнадцать «юнкерсов» под прикрытием восьмерки «мессершмитов»! На секунду что-то вздрагивает внутри – слишком большой численный перевес. Но сразу, же чувство ненависти к врагу заглушает все: перед нами гитлеровские бомбардировщики, бомбы которых через минуту – две могут упасть на мирных, ни в чем не повинных советских людей, и мы стремимся в бой, а за нашей парой взлетают уже другие пары истребителей.
Не медля ни секунды, врезаемся в строй противника. Неожиданный маневр, стремительная атака вносят в ряды врага замешательство. Строй «юнкерсов» нарушается, а нам с Кондратьевым этого только и нужно. Я захожу в атаку на ведущего группы фашистов, открываю огонь: очередь, вторая, третья… Клубы черного дыма вырываются из-под капота одного, а затем и второго двигателей, и «юнкерс», покачнувшись, словно на волнах, переходит в планирование. Я пытаюсь его добить, но в это время слышу голос ведомого:
- Василь, отвернись, атакует «худой»!
Резко ухожу под противника и вижу, как надо мной проносится «мессер», преследуемый Кондратьевым. Теперь уже я прикрываю его действия. Всего две короткие очереди, и судьба фашистского истребителя решена: самолет вспыхивает, как свеча, и падает на землю. Я провожаю его взглядом до самой земли, чтобы зафиксировать место падения, потом отмечаю на карте: Ново-Ивановка Запорожской области.
За первым сбитым самолетом противника последовали и другие. И вскоре за отличные боевые качества и проявленное мужество Кондратьев награждается орденом Славы. Тогда же вручили орден Красного Знамени и Петру Гучку.

Даже сегодня, спустя много лет после тех памятных ожесточенных воздушных баталий, я очень ясно помню почти каждый наш боевой вылет.
Помню, на КП полка была получена радиограмма: «Пару Бондаренко – Кондратьев срочно выслать на разведку станции Партизаны, что южнее Мелитополя». Нужно было разведать переброску резервов противника в этом районе.
Задание мы выполнили, и уже возвращались на свой аэродром, как вдруг я услышал голос Кондратьева:
- Василь, посмотри вниз: свадьба! Фрау Настя выходит замуж за гера Ганса, давай отсалютуем!
Я положил свою машину на крыло и прямо под собой увидел свадебный поезд: три пароконных упряжки. На подводах полно фашистов и гражданских – очевидно, предатели, устраивавшие свой шабаш. Все они, подняв оружие вверх, беспорядочно вели огонь.
- А-а-а, гады! Свадьбу устраивать в эту-то пору! Ну, что же, Иван, давай поможем выйти замуж фрау Насте за Фрица! Помогай бог!
И я перевел свою машину в пике. За мной пошел в атаку Кондратьев. Воздух рассекли четырнадцать огненных струй. Мы сделали три захода. И, естественно от свадебного кортежа остались рожки да ножки… 
Долго мы потом вспоминали этот полет.
А вот еще один из многих боевых эпизодов. Парой с Кондратьевым мы выполняли разведывательный полет над линией фронта противника в районе Сиваша. Вдруг слышу голос Ивана по радио:
- Справа и ниже нас – «рама»!
Повернул голову и увидел: с нашей территории летел гитлеровский разведчик «Фокке-Вульф - 189». Наверняка он возвращался из разведки, с данными для своего командования. Его необходимо было немедленно уничтожить. Докладываю о самолете противника и прошу разрешения уничтожить фашиста. Тут же получаю «добро» и разворачиваюсь для преследования.
Однако после первой же атаки чувствую: перед нами хитрый и опытный враг. Он резко увеличил скорость и в крутом пикировании начал удирать. Меня охватывает ярость, но сделать пока я ничего не могу. Добавляю скорость своей машины и пытаюсь обогнать гитлеровца, чтобы завернуть на свою территорию, но он меняет курс и снова выворачивает из-под нашего огня. Кондратьев внимательно прикрывает мои действия и временами атакует вражескую машину. Погоня продолжается.
Самолеты стремительно приближались к земле. Гитлеровец умышленно затягивал нас в глубь своей территории, чтобы подставить под удар зенитной артиллерии, он все больше и больше снижался. И тут я почувствовал опасность. Слева и справа стали вспыхивать белые свечки разрывов зенитных снарядов. Гитлеровский разведчик летел чуть-чуть, не касаясь верхушек быстро мелькавших внизу деревьев.
Надо было решать: будь что будет!... Я подхожу вплотную к противнику, стрелок молчит, значит убит. Оглядываюсь на Кондратьева, он улыбается и показывает большой палец левой руки. Я с силой нажимаю на гашетки. От фашистского самолета полетели обломки, мне разбило фонарь кабины, залило маслом стекло, но я продолжаю бить врага. И вдруг взрыв огромной силы подбросил мою машину. Перед глазами мелькнул столб огня, дыма и пыли, все сразу же смешалось, затянуло небо – это гитлеровец врезался в землю и взорвался прямо под нами. Тут же бешено заработали зенитки. А мы с Иваном то ли в пылу боя, то ли из озорства делаем несколько крутых виражей над горящим фашистом, а затем атакуем траншеи врага и только тогда поворачиваем на свою территорию. Только теперь я прислушиваюсь к голосу Кондратьева, сообщаю ему о том, что горючее у нас на исходе! Смотрю на стрелку бензочасов, и по коже ползут мурашки: стрелка бензомера подходит к нулю. Быстрее домой!...

Однажды в районе Мелитополя мы прикрывали наши наземные войска. Время нашего патрулирования подходило к концу. Нам на смену пришла группа Покрышкина, и мы развернулись, чтобы уходить домой, как вдруг из-за облаков выскочила стая гитлеровских «мессершмиттов». Тут же завязалась настоящая воздушная карусель. Самолеты стремились зайти друг другу в хвост, вели ожесточенный огонь. Но и тут помогли нам дружба и спаянность, высокое искусство пилотирования, выдержка и хладнокровие. Почти двадцать минут длился этот ожесточенный поединок. Ведущий нашей группы Герой Советского Союза гвардии капитан Николай Лавицкий меткой очередью сбил ведущего одной пары. Отколов гитлеровца от группы, мы погнали его в сторону вражеского аэродрома. Однако случилось так, что на моей машине отказали пулеметы. Я пытался сбить врага огнем из пушки, причем одиночным выстрелом. Так несколько минут мы с Иваном гоняли гитлеровца над его же собственным аэродромом. Потом я услышал в наушниках голос ведомого:
- Василь, дай я его!
Я тут же отскочил в сторону, чтобы дать Кондратьеву возможность атаковать «мессера» и прикрыл его действия. Меткая очередь Кондратьева, выпущенная по кабине гит-леровского истребителя, сразу же решила его судьбу. Не вытерпев, я нажал кнопку радиопередатчика и от души поздравил друга с замечательной победой, и , забыв обо всем на свете, затянул нашу любимую с Иваном песню «Пара гнедых», за что потом на земле получил хорошего «шприца»…

Много еще летали и сражались вместе боевые друзья в небе Украины, Румынии, Польши, фашистской Германии, Чехословакии прославленные летчики, белорусские парни Иван Кондратьев, Григорий Дольников и Петр Гучек. Но неожиданно стряслась беда: буквально в последние дни войны Петя Гучек погиб.
Помню, как гроб с телом Петра Гучка привезли в полк, как проходила траурная процессия. Выступать попробовал и я… Когда начальник политотдела дивизии гвардии полковник Дмитрий Константинович Мачнев предоставил мне слово, я подошел к краю импровизированной трибуны и… заплакал горькими слезами, потом пытался выдавить какие-то значительные слова, но не смог… На кладбище старинного украинского города Львова, где зелень еще не покрыла свежие могилы воинов, павших в боях за Родину, была вырыта еще одна. 
Наш аэродром был рядом с линией фронта, и приходилось делать по нескольку вылетов в день. И, как правило, два друга – земляка Пети Гучка – Григорий Дольников и Иван Кондратьев – летали больше всех. Они стремились отомстить врагу за утрату своего верного боевого товарища.
Возвращаясь с задания, Григорий и Иван шли на КП полка и говорили:
- За Петра Гучка запишите этот вылет.
Иван Кондратьев даже в летней книжке сделал одну такую запись. А на фюзеляже своего истребителя он написал: «За Петю Гучка!».
Давно закончилась Великая Отечественная война. Иван Григорьевич вышел в запас в шестидесятых годах. Но солдат не ушел на покой. Он продолжает с честью трудиться на мирном фронте с не меньшим огоньком, чем когда-то воевал. Кондратьев – директор Дома творчества Украинского театрального общества. Забот очень много. Трудностей – тоже.
Однако бывший летчик-истребитель, уничтоживший много гитлеровской боевой техники, находит время и возможности, чтобы успеть все сделать в срок. О работе этого неутомимого человека очень тепло отзываются руководящие работники общества народная артистка СССР Наталья Михайловна Ужвий и её заместитель Василий Матвеевич Щеголев. И мне очень приятно от сознания того, что я близок с этим человеком.
Григорий Устинович Дольников продолжает службу в рядах Советских вооруженных сил. И сегодня этот мужественный человек, уничтоживший в период войны 15 гитлеровских самолетов, на боевом посту. Он передает свой богатый опыт молодым авиаторам.
И оба никогда не забывают своего фронтового побратима Героя Советского Союза Петра Гучка, как и всех, с кем защищали Родину.

Писатель – журналист, Герой Советского Союза

Бондаренко Василий Ефимович.

4 Сентябрь, 2012 / Просмотров: 3329 / ]]>Печать]]>
© 2024 Решмет Д.А.