Холодный Лука Михайлович

Я родился 15 июня 1925 года в станице Черноерковской в семье казака-хлебороба Михаила Евстафьевича Холодного и казачки Марии Ивановны Слабой. Семья у нас была большая, восемь детей, я - шестой. Двое детей умерли во время голода от брюшного тифа. И отец, и мама были грамотные. Земли у нас было много и приходилось работать всем, и детям по мере силы: старшие - в поле с родителями, младшие - по дому и придомовому огороду. Дом у нас был большой, с разными хозяйственными постройками: для хранения зерна, для содержания трех пар лошадей, четырех дойных коров, телят, и птицы, количество которой никто и не считал. На поле выращивали пшеницу, которая, в основном, шла на продажу, сажали бахчу, а на придомовом участке - овощи и фрукты для своей семьи. Работали от зари и до зари, отдыхали только по большим религиозным праздникам. Отец и мать были глубоко верующими людьми. В станице была большая деревянная церковь в честь нерукотворного образа Спасителя (закрыта в 30-е годы, а во время войны разобрана нашими войсками, для мощения дороги и мостиков через ерики), в которой отец был церковным старостой, а мама была певчей в хоре. Часто на церковные службы родители брали с собой и меня.
В конце двадцатых годов в станице и близлежащих хуторах стали организовываться колхозы. Отцу предложили передать всё наше имущество колхозу, а так как он был грамотный, то и возглавить хозяйство. Отец от предложения отказался, и нас раскулачили. Забрали всё имущество и скот, оставили только дом с небольшим участком земли. Это было в начале 1929 года. А через год отца арестовали как бывшего кулака, осудили на три года и выслали в г. Углич Ярославской области, на работы по строительству электростанции. После того как отца осудили, у нас забрали дом со всем имуществом и семью выставили на улицу – «Идите, куда хотите и живите, где хотите». Принимать нас на постой станичникам было запрещено, так как мы были семьей кулака. И приходилось нам ютиться в чужих, пустующих хатах, а в нашем добротном и просторном доме устроили школу.
       Год мы скитались по чужим дворам, перебиваясь случайными заработками. Тайно, чтобы мало кто знал, нам, иногда, помогали станичники и родственники продуктами и одеждой. Это был самый тяжёлый год для нашей большой семьи.
А еще через год нам разрешили вернуться в свой опустевший дом - школу убрали из-за непригодности помещений для учебы. За зданием никто не следил, и оно быстро пришло в негодность и запустение: разваленная печка, порушенные и ободранные стены и даже пол, выбитые в окнах стёкла, заросший бурьянами и захламленный двор. Но мы с радостью вернулись в свою родную хату. Разрешили нам пользоваться и придомовым участком земли. Мама и старшие сёстры пошли работать в колхоз.
Вначале 1934 года в станицу из места высылки вернулся отец. Несколько лет мы жили спокойно, я ходил в школу. Но в 1937 году отца снова арестовали как бывшего кулака и врага народа, осудили на 20 лет, и мы больше его не видели и ничего о нём не слышали. В этом же году я закончил пять классов и устроился работать помощником рыбака в колхоз «2-я пятилетка». Меня, малолетку, взяли на работу только потому, что бригадиром в рыболовецкой бригаде был мой дядя. Рыбачили круглый год, как на море, так и в лиманах. Работа была очень тяжёлая: всё время в воде, на ветру и холоде, но я втянулся быстро.
       Когда началась война, многих рыбаков призывного возраста забрали на фронт. И мы стали работать ещё больше, без выходных, чтоб не только не снизить план улова, а даже увеличить его.
В июле 1942 года меня призвали в ряды Красной Армии. Призвали и многих моих сверстников станичников, которых я знал, в том числе: Бережняк Алексея, Прямушко Владимира, Федоренко Владимира и многих других. На сборном пункте в станице Петровской собрались призывники со всего Черноерковского района и нас отправили пешим маршем в станицу Северскую, а из Северской поездом - в учебный артиллерийский полк города Грозный.
       Тогда мне и имя пришлось свое поменять. Дело в том, что настоящее моё имя, от рождения данное родителями, - Луклиян. Когда оформляли документы, в первый же день, как только мы прибыли, один из штабных работников, офицер, просматривая мои документы, сказал: «Что это за имя Луклиян? Нет такого имени. Выбирай Лукьян или Лука. Давай запишем Лука». Я не соглашался, но и не возражал, да и кто бы стал меня слушать. Я не знал, как к этому относиться. Это меня не волновало, Лука так Лука. Больше волновало, куда меня направят, и что я буду делать.
       После оформления документов всех переодели в военную форму, выдали личное оружие - пятизарядный карабин и противогазы. Всех курсантов распределили по учебным дивизионам. Я попал в батарею 76-ти миллиметровых противотанковых дивизионных пушек. Мои товарищи одностаничники были распределены в 172-х миллиметровые гаубичные дивизионы.
В учебном полку мы пробыли три месяца. Это были напряжённые месяцы почти круглосуточной учёбы и полевых занятий: марш-броски, выезды на полигон, маскировка, манёвры, строевая и, самое главное, ведение огня из пушек, как прямой наводкой, так и навесной по стоячим и движущимся целям. Передвигали пушки с позиции на позицию на конной тяге. Боевой расчёт 76-ти миллиметровой пушки состоит из пяти человек: командир расчёта, наводчик, заряжающий и два подносчика снарядов. Три-пять пушек – батарея, три батареи – дивизион, три дивизиона – полк. Пушки были новые, образца 1942-го года. После окончания учёбы все торжественно приняли присягу. Так как я успешно освоил всю матчасть, мне присвоили звание младшего сержанта, назначили командиром расчёта и направили в 3-й дивизион 857-го артиллерийского полка 316-й стрелковой дивизии 18-й Армии. Командиром дивизиона был капитан Гладкий. Наш полк числился в резерве Рабоче-Крестьянской Красной Армии и был более мобильный в плане перемещения или маневрирования, потому что вместо конной тяги пушки тягали машинами, в основном это были американские студебеккеры. В кузов грузили ящики со снарядами, садился боевой расчёт, и мы намного быстрее прибывали на позицию в нужном направлении для выполнения боевого задания.
       В самом начале ноября 1942 года поступил приказ направить наш полк для ликвидации прорыва немцев под городом Туапсе. Бои по ликвидации прорыва длились почти два месяца. Немецкие войска несколько раз переходили в атаку. Иногда одни и те же позиции по нескольку раз переходили из рук в руки. Угроза прорыва немецких войск была ликвидирована только в конце декабря. Наши войска перешли в контратаку, отбросили немцев в район станицы Неберджаевской Крымского района и закрепились на господствующих высотах южнее станицы. Почти два месяца шла позиционная перестрелка, мы часто меняли место дислокации, чтобы укрыться от бомбёжки с воздуха, а бомбили нас почти каждый день, а то и несколько раз за день, и готовились к решающему наступлению.
       Неожиданно в середине марта 1943 года нас сняли с позиций и через пару дней мы прибыли под станицу Красноармейскую, а потом в хутор Трудобелики, где почти в самом центре окопались и замаскировались. Погода стояла хорошая, днём тепло, а ночью прохладно. Впереди атакующая пехота несколько раз пыталась переправиться и закрепиться на левом берегу реки Протока, а наш полк поддерживал атакующих артиллерийским огнём. В ночь с 22 на 23 марта под напором нашей атакующей пехоты немцы оставили станицу Славянскую, и отошли в район станицы Анастасиевской. Утром 23 марта наш полк переправился через Протоку. Сходу, пройдя через станицу Славянскую, занял боевую позицию в нескольких километрах юго-западнее. В Славянской я увидел разрушенные от взрывов и сгоревшие дома, разбитые дороги, все деревья были вырублены.
       Несколько дней наш полк вел стрельбу по позициям противника в направлении станицы Анастасиевской, поддерживая атакующие полки нашей пехоты. Часто приходилось менять позиции и маскироваться от бомбежек вражеской авиации. Меняя место дислокации, мы также вели обстрел немецких позиций на левом берегу реки Кубань в районе станицы Троицкая.
К концу марта станица Анастасиевская была освобождена. Наш полк, продвигаясь вперёд, занял боевую позицию в нескольких километрах юго-восточнее хутора Свистельники.
       Хутор Свистельники и прилегающая к нему территория по реке Курка от реки Кубань до Азовского моря были превращены немцами в сплошной укрепрайон, так называемую «Голубую линию»: минные поля по всему фронту в глубину на несколько сот метров, несколько цепей окопов, сплошные проволочные заграждения. Даже танки были вкопаны для ведения огня прямой наводкой по нашим наступающим войскам. Линия обороны немцев находилась на возвышенностях, а наши наступающие войска были как на ладони.
       Бои за освобождение хутора Свистельники были очень ожесточенными, дрались за каждый метр земли, за каждый дом, улицу. Немцы упорно сопротивлялись, часто переходили в контратаку, врукопашную. Наша задача была поддержать атакующую пехоту, а перед атакой пехоты огнём наших пушек расчистить проходы в минных полях и проволочных заграждениях и нанести как можно больший урон живой силе противника. В начале лета нашим войскам удалось прорвать линию обороны немцев в районе р. Курка и отбросить немцев до города Темрюка. Наш полк занял боевые позиции на юго-западной окраине хутора Красный Октябрь, в абрикосовом саду. Мне надолго запомнились эти августовские дни: жара, грохот, дым, сажа, немецкая рама кидает термитные снаряды, горит всё, даже земля.
Почти всё лето шли упорные позиционные бои за освобождение города Темрюка. Сопротивление немцев было ожесточённым и яростным, но наши войска километр за километром медленно двигались на запад Таманского полуострова. И в начале октября Тамань была полностью освобождена. Наш полк разместили в посёлке Джигинка на отдых и переформирование. Поступил приказ готовиться к форсированию Керченского пролива и освобождению Крыма.
       За бои на «Голубой линии» я награждён медалями «За боевые заслуги» и «За оборону Кавказа», а наша дивизия получила почётное наименование: Дважды Краснознамённая Темрюкская 316 стрелковая дивизия.
Почти два месяца мы находились в Джигинке, отдыхали, принимали пополнение, заготавливали продукты, воду, готовились к форсированию Керченского пролива.
       В начале декабря 1943 года наш полк получил приказ в полном составе прибыть на железнодорожную станцию в станице Крымская, где мы быстро погрузились в эшелоны и через несколько дней ночью прибыли к реке Днепр северней Киева. Сходу, форсировав Днепр, мы получили боевую задачу занять оборону в нескольких десятках километров северо-западнее Киева для отражения атаки прорвавшихся немецких войск. Оборону заняли на окраине села под прикрытием леса. Утром немцы пошли в атаку, танки, бронемашины и пехота в полный рост. А перед атакой - массированный артиллерийский огонь по нашим позициям и авиационная бомбёжка. Ожесточённый бой длился полдня с переходом в рукопашные контратаки как с нашей, так и с немецкой стороны. А ещё -артобстрел дальнобойной артиллерии как нашей, так и противника, а с неба - постоянные налёты и бомбёжки авиации противника. Уже был день, но солнца на небе не было видно из-за дыма, копоти и сажи, а в воздухе стоял невыносимый смрадный запах горевшей земли, деревьев и железа. В таких ситуациях человек часто получает звуковую контузию, от которой глохнет и дезориентируется. 
       Наша батарея за время боя несколько раз меняла боевые позиции с целью ликвидации прорыва противника или поддержания атаки наших войск. Ближе к обеду при очередном обстреле наших позиций дальнобойной артиллерией противника в створ нашей пушки попал вражеский снаряд. Наводчик и заряжающий были убиты, оба подносчика тяжело ранены, безоткатный механизм пушки пробит - из него вытекло масло. Я остался один. Снаряд был в стволе, но стрелять было нельзя, так как не работал безоткатный механизм. В таких случаях при выстреле ствол пушки срывает с лафета и стреляющий гибнет. А в это время в атаку пошла немецкая пехота при поддержке танков и бронетехники. Наша пехота не выдержала напора немцев и, отстреливаясь, отступила назад под прикрытие леса. Вместе с пехотой отошел и я, так как мой расчёт и орудие были выведены из строя. В это время наша дальнобойная гаубичная артиллерия своим массированным огнём остановила немецкую атаку, бронетехника немцев отошла, а пехота противника заняла наши передовые окопы, закрепилась и залегла. На короткий период прекратился артобстрел с обеих сторон, а также пехотные атаки. Орудие моего расчёта оказалось на нейтральной полосе. Хотя оно и было выведено из строя, командир взвода приказал мне снять с орудия замок и панораму (приспособление наводчика). Приказ есть приказ, его надо выполнять и я пополз. Уже находясь возле орудия, я увидел, что немцы находились всего в 100-150 метрах от меня. Сняв замок весом в 12 кг и панораму, я стал ползти назад, наткнулся на наших связистов, которые прокладывали связь, они и помогли мне дотащить и панораму, и замок в расположение нашей батареи.
       Через несколько часов наша пехота, при поддержке артиллерии, прорвала оборону немцев и продвинулась вперёд. За полчаса до атаки к нам на позицию прибыло около десяти крытых тентами студебеккеров, из которых быстро выгрузили странное приспособление в виде бороны только зубьями вверх. Привезенные ящики со снарядами уложили между зубьями, и сделали первый залп. В сторону противника со страшным воем полетели огненные стрелы. После этого машины быстро погрузились и уехали в тыл. Это были реактивные миномётные установки, которые между собой солдаты называли «Катюша», а снаряды, выпущенные по врагу – «Лука Мудищев». Нам было хорошо видно, как позиции противника одновременно по всему фронту вздыбились от сильных взрывов и огня.
Еще два дня шли упорные и ожесточённые бои. Немцы часто контратаковали, переходили в рукопашную, мы оборонялись, сами контратаковали, и только на четвёртый день нам удалось сломать оборону противника и отбросить его на несколько десятков километров.
Зима, весна, лето 1944 года - упорные наступательные бои за освобождение Украины. Километр за километром, день ото дня мы двигались с тяжёлыми боями, но только вперёд. Форсировали реку Южный Буг, освобождали города Бердичев, Тернополь, Львов, польский город Санок.
Запомнился эпизод под городом Санок в конце августа 1944 года. При освобождении городка в моём расчёте погиб заряжающий. Молодой, высокий, очень крепкий и красивый сибиряк по фамилии Трубач. После боя мы всем расчётом пошли его хоронить. Только успели выкопать могилу, как начался массированный артиллерийский обстрел наших позиций артиллерией противника и танковая контратака при поддержке пехоты. Спешно закидали могилу боевого товарища и бросились к орудию для отражения прорыва. Атаку отразили, атаковали сами и сходу освободили город Санок.
       За освобождение Украины меня наградили медалью «За отвагу».
После короткого перерыва на отдых, наш полк, в спешном порядке из Польши перебросили в Венгрию, где шли бои по уничтожению будапештской группировки противника. Будапешт был превращён в неприступную крепость. Там находились сотни тысяч как немецких, так и венгерских войск, которые не хотели сдаваться и яростно оборонялись, а то и часто сами переходили в контратаку.
Наши войска с ожесточенными боями продвигались всё дальше на запад и к концу осени в ходе тяжелейших сражений прорвали оборону противника как на северной стороне от Будапешта, так и с юга, и фактически замкнули кольцо. Группировка войск, которая находилась в Будапеште, оказалась в окружении и была отрезана от своих основных сил, на первых порах почти ежесуточно безуспешно контрактовала, чтобы вырваться из окружения. Очень большая группировка немецких и венгерских войск оказалась в «котле». Наши пехотинцы и танкисты стремительной атакой заняли круговую оборону. Наш полк разместился на окраине небольшого городка, на кукурузном поле. Позиции часто приходилось менять, потому что мы были вынуждены постоянно отражать атаки как идущих на выручку окруженным, так и самих окружённых, которые пытались вырваться из кольца. Густой черный дым не успевал развеяться, копоть и сажа постоянно висели в воздухе, закрывали солнце. И постоянный грохот и взрывы. Во второй половине декабря 1944 года сопротивление будапештской группировки войск было сломлено. Противник капитулировал. Мы увидели длинные понурые колонны пленных, которые были в основном в венгерской форме.
После боёв под Будапештом весь полк вместо карабинов получил автоматы ППШ, которые были намного эффективнее и удобнее для нас артиллеристов. За бои под Будапештом весь состав полка был награждён медалью «За взятие Будапешта».
       В постоянных наступательных боях мы двигались всё дальше на запад, и в конце января 1945 года вышли к озеру Балатон. Немецко-венгерские войска сумели остановить наступательный порыв наших войск, на заранее подготовленных оборонительных позициях, и даже перешли в контратаку, на несколько десятков километров отбросив наши войска. Наш полк был направлен на ликвидацию прорыва. Бои в районе озера Балатон для меня запомнились особенно. Это было в первых числах марта 1945 года. На деревьях стали появляться первые почки, дни стали теплее, как то дружно запахло весной. В очередном бою, который сопровождался постоянными контратаками, как нашими войсками немецких позиций, так и немцами наших позиций, в постоянном сопровождении ударов дальнобойной артиллерии и бомбёжки авиацией, наша пехота не выдержала и стала отступать. Немцы пошли в атаку в полный рост, с закатанными рукавами без головных уборов. Все в черной форме - эсесовцы. Впереди шли танки и бронемашины. От разрыва немецкой мины мой расчёт был выведен из строя, двое погибли, двое были тяжело ранены, в живых остался только я один. От грохота взрывов и дыма я уже ничего не соображал, но твердо знал, что покинуть орудие я не имею права. Впереди меня, в 300 - 400 метрах, были только немецкие танки и пехота. Снарядов было много, я вывел пушку на прямую наводку, выстрелил, подбил танк. В это время к орудию подползли водитель нашего расчёта Николай Петрович Салов и санинструктор батареи. Мы стали вести огонь по наступающим немцам, подбили бронемашину и немецкая пехота залегла. В это время, при поддержке танков, в атаку пошла наша пехота, и сопротивление немцев было сломлено, они стали отступать. За этот бой меня наградили орденом Славы 3-й степени.
       С тяжёлыми боями мы дважды форсировали реку Дунай. Чувствовалось, что война должна скоро закончиться, но немцы продолжали упорно драться за каждый населённый пункт, а наши войска продвигались все дальше на запад. День Победы мы встретили в австрийском городе Грац. За бои в Австрии я был награждён орденом Красной Звезды.
За весь период боевых сражений от Туапсе до австрийского города Грац я ни разу не был ни ранен, ни контужен, хотя мой боевой расчёт менялся в полном составе пять раз, по причине гибели или из-за тяжёлого ранения, семь раз сменились командиры батареи.
Честно скажу, иногда во время тяжелого боя, когда глохнешь от выстрелов и взрывов и задыхаешься от дыма и сажи, я думал о том, чтобы меня ранило, чтобы уйти с передовой и хотя бы немного отдохнуть. Но Бог меня миловал.
       В конце мая 1945 года наш полк погрузили в эшелоны и направили на расквартировку и дальнейшее постоянное место базирования в город Углич. Многие солдаты и офицеры, имевшие ранение и у которых были семьи, были демобилизованы. Я продолжал служить ещё два года. На вооружение полка стали поступать новые виды оружия и техники, которую мы осваивали, а также передавали свой боевой опыт молодым солдатам.
       Демобилизовался я в июле 1947 года и, по прибытии в станицу Черноерковскую, устроился рыбаком в рыбколхоз «2-я Пятилетка». В 1952 году женился.
       С 1954 года больше десяти лет возглавлял рыболовецкую бригаду. Рыбачили мы в лиманах, Азовском и Чёрном морях. Рыбы было много, и не было ни одного месяца, чтобы моя бригада сдала улов без перевыполнения плана. В конце 60-х годов я почти двадцать лет возглавлял колхозное сельхозотделение, где мы выращивали пшеницу, овощи, фрукты, для собственных нужд сажали бахчу, а излишки продукции продавали государству. При отделении была и животноводческая ферма.
       За успехи и высокие производственные показатели в рыболовстве я был награждён орденом Трудового Красного Знамени. Ветеран труда. Заслуженный колхозник. С 1985 года я нахожусь на пенсии. У меня есть сын и две дочери, четыре внука, и два правнука.

Записано в июне 2012 года,
станица Черноерковская
Б. Д. Фуфалько,
историк-краевед.